Открывающее новый политический сезон противостояние в Киргизии – и в этом можно согласиться с действующим президентом Сооронбаем Жээнбековым – конечно же, не его личностный конфликт с экс-президентом Алмазбеком Атамбаевым, всего лишь два года назад инициировавшим избрание Жээнбекова как своего преемника.
В конкретной киргизской ситуации второстепенны даже и фамилии этих людей, являющихся, по сути, лишь публичными представителями своих кланов. В общем-то, подобная модель распространена в немалом количестве стран, и в идеальном варианте задача президента – сформировать компромисс интересов в обществе.
Но конфигурация групп политической элиты в небогатой среднеазиатской республике довольно специфична. Во многом она определяется простой географией, а также историей, говорится в статье Александра Князева в «Независимой газете»:
Довольно широко известно, что основные внутрикиргизские противоречия проходят по линии север–юг, это же относится и к той социальной группе, которую принято называть элитой. Вероятно, менее известны некоторые исторические факты, происходящие из такого деления. Если северные киргизские племена вошли в состав Российской империи по собственному желанию, то южане еще на протяжении полутора десятков лет оставались в составе Кокандского ханства. И не просто оставались – элита южных киргизских племен было в высокой степени аффилирована в кокандскую, являясь ее неотъемлемой частью и занимая важные позиции в военной сфере.
Следствием этого был тот факт, что когда Россия, в силу ставшей очевидной протурецкой и в тогдашних реальностях – антироссийской политики Коканда фактически у России в тылу, сочла необходимым покончить с существованием этого феодального анклава, южные киргизы были одним из оплотов антироссийского сопротивления. Напротив, отряды северных киргизских манапов вполне достойно выполнили свой долг перед империей, внеся свой вклад в завершение истории Кокандского ханства. Кстати, Гульча и Алай, эти регионы киргизского юга, откуда родом и нынешнее руководство, были центрами наиболее оголтелого басмаческого движения в 1920–1930-е годы.
Другой важный для понимания последующего факт состоит в элементарной географической специфике – территория современной Киргизии четко делится рельефом на две части. До настоящего времени существует фактически единственная наземная автодорога Бишкек–Ош, что в малой степени способствует формированию общего экономического пространства. Это понимала царская администрация: юг современной Киргизии в большей части входил в состав Туркестанского генерал-губернаторства (с 1886 года – Туркестанского края) с центром в Ташкенте, тогда как север относился к Семиреченскому краю с центром в городе Верном (нынешняя Алма-Ата).
Такое администрирование полностью соответствовало тогдашней экономической географии региона, которая во многом сохраняется и к настоящему времени. Территория Киргизии в ее нынешних границах – это результат проектирования местной политической географии советской властью.
С момента возникновения Киргизской автономной области в составе РСФСР и до сегодняшнего дня обратной стороной любой ротации в руководстве была непременная конкуренция южан и северян. Атамбаев и Жээнбеков – отнюдь не исключения.
Нужно отметить, что в советское время этот трайбализм пресекался союзным Центром и существовал лишь в латентной форме. Расцвел он с независимостью, и особенно бурно – после свержения первого президента Аскара Акаева в 2005 году. Важная черта этого явления – стремление наполнить структуры власти если и не прямыми родственниками, то желательно соплеменниками, земляками, или уж соответственно северянами или южанами. С учетом новейших рыночных отношений это является структурной основой всей действующей киргизской политической и управленческой системы.
Вообще же власть в Киргизии равна возможности личного обогащения, что не так уж оригинально. Особенность – в дефиците ресурсов, а еще больше – в дефиците же политической культуры, что по приходу к власти любого из персонажей порождает стремление взять все и сразу. Каждая смена власти в Киргизии сопровождается тотальным переделом собственности, а в итоге – усугубляющейся социально-экономической деградацией.
Помимо коррупционного распила средств из бюджета, кредитов и разнообразной внешней помощи, где всегда преобладает, кстати, российская, источники доходов для узкого круга правящей элиты все больше находятся в теневой сфере: в последние годы преобладает контрабанда, начиная от масштабного реэкспорта китайских товаров и заканчивая афганскими наркотиками.
Понятно, что смена власти в этой системе подразумевает и переход контроля над этими финансовыми потоками в руки новых собственников, понятно также, что отдавать, говоря словами известного киногероя, «все, что нажито непосильным трудом», очень не хочется. В этом противоречии – уже и более конкретные причины того, почему поссорились Алмазбек Шаршенович с Сооронбаем Шариповичем.
Перенос конфликта в политическую область требует определенных социальных ресурсов, будь то митингующие соратники или военнослужащие правоохранительных структур. С этим у обеих сторон непросто. Непросто прошел арест Алмазбека Атамбаева, и этот арест вовсе не означает окончательной победы Сооронбая Жээнбекова. В обществе в целом действия президента поддержаны, но не по принципу «мы за Жээнбекова», а исходя из того, что «мы против Атамбаева».
Атамбаеву изрядно повезло, что его президентство по времени совпало с объективно назревшей необходимостью позитивного решения о вступлении Киргизии в ЕАЭС. Именно на фоне этого решения, а также в силу высокой усталости населения от социальных потрясений Атамбаева просто дотерпели до окончания законодательно установленного срока. Теперь, после его эпатажных и в итоге кровавых попыток устроить очередную «революцию» 7–8 августа, у него нет будущего.
А в произошедшем конфликте нет победителей, будущее президента Сооронбая Жээнбекова не имеет пока четких контуров. Без малого два года президентства помимо продолжающейся и усугубляющейся экономической стагнации продемонстрировали ту имманентную для киргизской политической элиты негативную черту, которая вкратце описана выше. Тотальное засилье южан в структурах власти и массовый передел в их пользу бизнеса, запредельный уровень коррупции, отсутствие даже малейших прорывных проектов социально-экономического развития, тревожная ситуация в религиозной сфере, неопределенность внешнеполитической ориентации – все это и многое-многое другое давно уже обсуждается в республике вслух, и эти обсуждения имеют тенденцию к росту. Понятно, что и среди обделенной политической элиты идет рост настроений реванша.
Катализатором нового обострения ситуации, почти несомненно, могут стать намеченные на будущий год парламентские выборы.
Внесенные при Атамбаеве изменения в Конституцию дают парламенту, а заодно и правительству довольно широкие полномочия, которые в жизни пока никак не были реализованы. Это рассредоточение полномочий между ветвями власти находится в сильном противоречии как с устремлениями Жээнбековых, так и с довольно сильной традицией единовластия. Для оппонентов действующего президента сейчас выборы становятся возможностью в рамках легитимных инструментов создать сильный оппозиционный президенту парламент. Понятно, что такой ход событий не устроит ни Жээнбекова, ни его окружение.
Впрочем, сейчас любой ход событий исключает эффективность власти. Спасение Жээнбекова в среднесрочной перспективе состоит только в том, что никто из внешних акторов киргизской политики пока – пока! – не заинтересован в очередном государственном перевороте, а без внешней поддержки подобные события в Киргизии не случаются. Но в то же время инвестиционный климат априори прямо пропорционален эффективности власти, включая и низкий уровень коррупции, чего в Киргизии с избытком – и отсутствуют даже минимальные признаки каких-либо позитивных изменений. Можно отметить, что почти синхронно с противостоянием двух президентов в республике произошел очень серьезный конфликт с китайскими инвесторами, повлекший жесткую реакцию официального Пекина и прекращение деятельности китайского инвестора. В перспективе устойчивые инвестиции могут поступать только из арабских фондов, связанных бизнесом с семьей Жээнбековых, но это будут инвестиции лишь в строительство новых мечетей и медресе…
Жесткая репрессивная политика, стремительно реализуемая в отношении всего окружения бывшего президента сразу после его ареста, также противоречиво воспринимается в обществе. Выглядит это как стремление исключить любые проявления оппозиционности, полностью монополизировать общественно-политическое и, конечно же, экономическое пространство. Но подобное Киргизия уже проходила в 2005–2010 годах, происходящее сегодня диктует формулу: Жээнбековы – это Бакиевы 2.0. Для экс-президента Курманбека Бакиева абсолютно аналогичные устремления закончились в апреле 2010 года бегством из страны.
А если попробовать провести и другие аналогии, то сейчас со стороны действующего президента следует ожидать попыток пересмотра Конституции и/или избирательного законодательства с тем, чтобы обеспечить себе подконтрольный парламент. Эти попытки, кстати, также могут стать импульсами для роста настроений реванша, это Киргизия тоже уже проходила. Естественно, что, как и в случае с Бакиевым, региональное и родоплеменное деление будет пусть и не единственным, но важнейшим критерием раскола общества.
31 августа республика празднует свой День независимости, ввергнувший ее в хаос, который был, есть и еще будет. Динамичная постсоветская история привела к тому, что сегодня можно уверенно говорить об отсутствии в киргизском обществе сколько-нибудь компетентной и, главное, хотя бы немного ответственной политической элиты, способной мыслить общенациональными критериями. Нет ее у северян, нет ее и у южан. Это еще больше усугубляет риски происходящей хаотизации.
И есть высокая опасность того, что когда настроения общественного протеста и реваншистских элитных кругов войдут в соприкосновение, найдется кто-то более удачливый в организации «революций», нежели нынешний арестант Атамбаев.
Ссылка на новость: https://kant.kg/2019-09-02/v-kyrgyzstane-reanimiruyut-kokandskoe-hanstvo-nezavisimaya-gazeta/
